39 ответов в теме

[Dym]

                    Деревня в лесу
Йоахим Акер
Ужин, проглоченный мною с довольно умеренным аппетитом, был в лучших местных традициях: нечто до черноты пригоревшее и жесткое под столь многообещающим названием «стейк», водянистая картошка и ядовито-зеленый горошек, в цвете которого издали угадывалось влияние химикатов. Единственное, что было хорошо, так это две пинты «Гиннеса», которыми я запил свой ужин.
Облокотившись на спинку стула, я потянулся за своей трубкой, наполнил ее любимым табаком, и когда она к моему удовольствию раскурилась, я покинул паб, намереваясь совершить привычную вечернюю прогулку.
На этот раз я пошел не к озеру, а поднялся на близлежащий холм и направился в сторону старинной деревни, существовавшей еще с римской эпохи – Дин Ллигви. Солнце уже начинало садиться, отбрасывая длинные тени, ощутимо похолодало. Узкая дорога, вдоль которой я шагал, обрамлялась живой изгородью, за ней были пастбища, на которых отъедались овцы. Усталость чувствовалась в их взглядах. Вдали я услышал резкий вскрик фазана, другой фазан откликнулся. Где-то высоко на дереве сидела овсянка и насвистывала свою вечернюю песню. На обочине дороги лежал еж, дохлый – под машину попал.
Дорога проходила мимо могильника каменного века, я остановился и смотрел на величественные каменные стены, сложенные из серых камней, без раствора, толщиной в добрый метр. То были развалины прямоугольных и круглых домов.
Внутри одного из домов я сел на каменный блок, вынул из кармана кисет и новую трубку, наполнил ее Digger Flake и раскурил. Клубы дыма поднимались вверх в прозрачном вечернем воздухе и уносились ветром.
«Дашь мне немого своего табаку?» – услышал я голос где-то рядом с собой. Я перепугался до смерти поскольку никого рядом не видел, да и не слышал, чтобы кто-то шел. Тогда он появился передо мною, старичок с седой бородой, маленького роста, одетый в зеленую накидку. «Я тебя напугал? – спросил он, хихикая – прости, я не хотел.»
Он угостился из моего кисета, и вместе сидели мы на древних каменных глыбах и курили свои трубки – старичок из маленького народца и чужестранец-путешественник.
Когда он спросил, не хотели бы ли я разок взглянуть на ту деревню ,что была здесь раньше, я долго не раздумывал, и согласился. Старик плюнул на палец и провел по моим глазам. Темно стало вокруг.
Чья-то рука потрясла меня за плечо и кто-то сказал, что мне пора просыпаться. Открыв глаза, я увидел что очутился где-то в очень далеком прошлом. Каменные дома не были развалинами, площадь была многолюдна, вся деревня была наполнена жизнью. Неподалеку, опершись на длинные копья, стояли трое мужчин и беседовали. Перед одним из домов сидела женщина и шила платье, рядом с ней резвились детишки. У источника женщины набирали воду и говорили, быть может, о новостях дня. Через широкие ворота в деревню вошла группа мужчин, возвращавшихся с охоты. К длинному шесту, который они несли, была привязана добыча. Позади из бежали дети, и один из них бросил мяч в одного из охотников. Тот, смеясь, бросил мяч обратно. Кудахтающие куры сновали в поисках корма, лаяли собаки, откуда-то доносилось хрюканье свиней. Вечерний воздух был наполнен дымом костров и запахом жареного мяса. В одном из домов женщина пела ребенку колыбельную, заунывная и печальная мелодия которой ему не особенно нравилась, он заплакал, но вскоре утих.
Ко мне подошел мой старик и сказал: «Пойдем, настало время возвращаться. Долго здесь быть нельзя, а то так и останешься здесь навсегда.» Потом он снова коснулся моих глаз стало темно, потом опять посветлело, и я вернулся в свой мир.
Широкая площадь была тихой и осиротевшей, на развалинах мерцали отблески последних лучей заходящего солнца, я сидел на камне в одиночестве, в руке погасшая трубка. Что же это было? Сон, вызванный тихим очарованием этого места? Или может «Гиннес» затуманил мысли? Или все же это было на самом деле?
Набив свежую трубку и закурив, я оправился в обратный путь. На Западе, за горой Бодафон Маунтин виднелось кровавое зарево заката, деревня и лес были освещены невероятным светом.
Налетевший ветер растрепал мои волосы. Где-то вдали плакал ребенок.
                    

[Dym]

                    Соревнование
Йоахим Акер
Раз в году в «Черном драконе» по традиции проводятся соревнования, победителем которых считается самый неторопливый любитель трубки. Чтобы внести ясность, добавлю, что имею ввиду не того, кто дольше всех сосет свой стакан пива или сидра, и не того, кто отличается особой медлительностью в пережевывании своего ужина. Нет, неторопливым в нашем случае считается тот любитель трубки, который курит одну набивку медленнее всех.
И для того, чтобы подобные соревнования проводились в определенном порядке, с годами был создан весьма сложный свод правил, которые следовало выполнять строжайшим образом, и правила эти своей сложностью и запутанностью оставляли в тени даже знаменитые правила игры в крикет, выдуманные британцами. А это кое-что значит.
И вот настал самый важный день в жизни всех любителей трубки, из далека стали съезжаться курильщики, чтобы принять участие в столь важном событии. И среди всей этой сутолоки – стол завсегдатаев «Черного дракона» – гордость, краса и надежда нашего городка.
Снаружи перед входом выстроилась добровольная пожарная команда, размотаны рукава, и в очередной раз обсуждался план спасательной операции. Нет, это была не боязнь возможного пожара, просто был извлечен урок из прошлых событий, и попытки учинить очередные безобразия и ссоры, если таковые случатся, планировалось задушить в зародыше. Явился пожарный оркестр и начал исполнять бравурные марши, воодушевляющие участников соревнования, правда настолько ужасно, что послышались недовольные выкрики и свист присутствующих. Несколько негодников-мальчишек пытались испортить праздник, выдувая в трубы разные непотребные звуки. Но их папаши были, как всегда на чеку и время от времени отвешивали парням звонкие оплеухи.
Поднялась некоторая суматоха, когда городская полиция выносила на носилках из «Дракона» первых участников – они так набрались вина и сидра, что дальнейшее их участие в состязании из соображений безопасности было невозможно.
А затем все началось. Арбитр пригласил всех участников зайти в заведение и занять места, а затем еще раз огласил правила. Когда все были готовы – в зале воцарилась полная тишина – он вынул свои часы и объявил старт. Мужчина набили трубки строго предписанным количеством табака, раскурили, поднялись первые клубы дыма.
Тут вмиг поднялась суматоха. Некоторые из жен, приехавших вместе со своими мужьями, сочли необходимым подзадорить их, и принялись дуть в трубы, греметь крышками от кастрюль и визжать. Можно только представить себе, насколько это не понравилось участникам. Арбитр прервал соревнования, призвал дам сохранять спокойствие и объяснил что здесь не футбольный матч местных команд.
Однако, он не учел, насколько женщины, стремившихся разжечь в сердцах своих мужей дух борьбы и привести их победе, были уверенны в своих убеждениях. Крик продолжался, уже из чистого принципа.
И тут как бы сама собой началась полная неразбериха. Мужья просили тишины, дескать, соревнование в разгаре, требуются высшее сосредоточение и внимание, идите себе, спойте что-нибудь в церковном хоре или за кофе посплетничайте. Это и была недостающая капля. Стакан опрокинулся, и началось нечто невообразимое. Мы, завсегдатаи «Черного дракона», уже набравшиеся ума на собственном опыте, укрылись под столом. Оттуда мы могли видеть лишь немногое из происходившего выше, но все прекрасно слышали, понимая, что скорее всего в заведении опять придется делать ремонт. Начальник пожарной команды выхватил свой свисток и объявил тревогу, я слышал его команду «Подать воду!», и в заведение устремился поток воды.
Непорядок прекратился так же быстро, как и начался. Однако о продолжении соревнования нечего было и думать. Ну ладно, подумали мы – как-нибудь сами устроим себе соревнование и решили заказать хозяину вина, сидра и пива. Услышав же наш заказ, он разразился криком и бросился бы на нас, не окажись рядом обер-полицмейстера. «И чего это он? – спросили мы друг друга – обычно он, вроде, не столь обидчив?»
Мы вышли из «Черного дракона» и хотели отправиться в другое заведение, чтобы там получить свое питье, но и его двери оказались заперты. И тогда ничего не оставалось, как отправиться домой.
Так закончились в этом году соревнования по курению трубок.
Потом мы приняли соглашение о том что впредь женщин не стоит допускать к столь важным событиям.                    

[Dym]

Как появился твист
Йоахим Акер
Длинный рабочий день шел к концу, и я, сидя после ужина перед своей хижиной отрезал ножом кусок табаку, набил трубку, прикурил и выпустил в вечернее небо густое облако дыма.
Устав от работы я дремал себе, вспоминая молодость, свою первую любовь, вину и прощение. Обрывки воспоминаний становятся светлее, радостнее, я вспоминаю проделки, которые мы – мои друзья и я – тщательно планировали, а затем злодейски совершали. Правда, родители наши были от них не в особом восторге, но наказания уже давно позабыты, они вытерлись из воспоминаний, как и многое прочее.
Вдруг, вижу в свое сне наяву, как ко мне подходит Старина, садится рядом и начинает рыться в карманах. Достает свою древнюю трубку и кусок табаку, по виду напоминающий колбасу. «Это твист – говорит он мне, свернутый табачный жгут – отрезаешь, сколько нужно – как от плага – и набиваешь в трубку.» Мы молча курили, сидя вместе, смотрели в небо и были счастливы и довольны. Вдруг Старина спросил: «А знаешь ли ты, как появился твист?», и поскольку я не знал, он начал свой рассказ:
Однажды, давным-давно это было, один парусный корабль, что шел в Австралию с грузом табака, пытался обогнуть мыс Горн. То были ревущие сороковые, наводящие ужас на всех моряков, воды, что южнее сорокового градуса широты, а потом, в самом конце, когда судно и команда уже устали бороться со стихией, тут, в самом конце был еще и мыс Горн – самое ужасное место. Каждый, кто уже бывал в другом конце света, проходя мимо мыса Горн знает, что это значит: шторм на неделю, одежда уже не высыхает, из еды -– только корабельные сухари, поскольку огонь развести невозможно. Холод такой, что рук не чувствуешь, опасная работа на такелаже. Да к тому же нескончаемое раскачивание судна. Да, такой он, мыс Горн. И корабль попал в беду, фок-мачта отправилась за борт первой, вскоре за ней последовала грот-мачта, все паруса, весь такелаж стали добычей моря. А на бизань-мачте лишь на ветру болтался лишь один косой парус. Как только потрепанному кораблю удалось обогнуть мы с Горн – никто не знает – это было чудо. А может Посейдон пожалел корабль и команду. Но они попали в Тихий океан, воды становились спокойнее, шторм и волнение стихали – теперь они были в безопасности.
Потом команда стала ремонтировать судно своими руками. Запасную мачту на первый случай кое-как смастерили, сшили новые паруса. Только вот такелажа не хватало, не было на корабле запаса канатов. Тут один из моряков предложил взять табачные листья и сплести их них длинный жгут. Сказано – сделано. Мужчины взялись за работу и часами превращали груз, предназначенный для курения, в канаты. Потом они были скручены между собой и закреплены на мачтах и парусах. И гляди, получилось – табачные канаты выдержали до Мельбурна, который и был портом назначения. Ну что сказать, покупатель груза не был в восторге от того, в каком виде груз был доставлен, и отказался от него. Один же из моряков тем временем уже ухитрился отрезать кусок табачного троса, вставил его в свою трубку и знай себе попыхивал. Разозлившийся покупатель заметил это, и улыбка пробежала по его лицу – он быстро оценил ситуацию, и представил себе прибыль, которую он получит от продажи табака столь необычного вида.
На этом Старина закончил свою историю.
Я спросил его: «Это что, правда так и было?». Но он только улыбнулся и ответил: «А кто его знает?». И мы сидели,  курили свои трубки, молчали и мечтали, о чем мечталось.

[Dym]

                    Моя новая дощечка
Йоахим Акер
Сегодня, в обеденное время, я получил посылку – любимый друг ко дню рождения приготовил мне сюрприз. У одного из друзей возникала идея, у другого – нужные знакомства. И вот передо мною на столе лежит новая дощечка для моих плагов, вырезанная из лучшего вереска. Большая и толстая, пронизанная трещинами и складками. Там и сям – дыры, поверхность гладко отполирована. Волокна текстуры расходятся от центра к краям, почти, что называется «стрэйт грэйн». Кора… так говорят?  – тоже выщерблена, вся в наплывах, складках. Передо мною -лежит частица природы, выросшая за столько лет. Я рассматриваю этот кусок дерева, касаюсь его, глажу. И вот, в этом миг оно начинает со мною говорить.
А я молчу и слушаю. Потягиваю свою трубку, и слушаю. Дерево рассказывает мне о суровых зимах, о ледяных ветрах, что дуют по земле, неся с собой холод и бедствие. Оно говорит о лете, когда почти высохло от жажды, когда пожар грозился выжечь все дотла. О проливных дождях с грозами. О покое и тишине горного мира своей далекой родины. О диких зверушках, ищущих укрытия от палящего зноя в тени его ветвей. О лисице, у которой рядом была нора, о горном орле, порой восседавшем на его ветвях, и высматривавшем свою добычу, о змее, бесшумно крадущейся к свое жертве. О трудолюбивых муравьях, строивших рядом свой замок, о диких пчелах, сверкающих жуках и прекрасных мотыльках рассказывает оно. Много, чего рассказал мне этот кусок дерева, а я сидел, слушал, курил свою трубку и был счастлив.
И с тихой болью в голосе поведал дерево о том дне, когда пришли двуногие существа, отпилили его ствол, вынули его из земли и отнесли куда-то. Там оно и узнало о своем изначальном предназначении, о том, зачем росло оно там в горах. Ему суждено было стать трубкой, но человек с пилой счел, что для этого в нем многовато дыр и трещин, и положил кусок дерева в корзину для мусора, в брак. Горько и больно стало дереву, когда узнало оно, что ни на что путное не годится. «Я ведь живое – подумало дерево – как же так, что я ни на что не гожусь, как – в мусор?»
Оттуда, издалека потом явилось оно ко мне, на свою новую родину, в иное окружение, с другим предназначением. Да, вот оно лежит передо мною на письменном столе, отрезаны первые ломтики плага и уложены в трубку. В комнате пахнет моим любимым табаком, и я разглядываю кусок дерева, что лежит передо мной. С трубкой во рту, выпуская тонкие струйки дыма, я беру его в руку и трогаю, поглаживаю. Я сижу, курю, и я счастлив.
Написано для двух добрых друзей – Лотара и Вилли. Спасибо вам обоим!                    

[Dym]

                    У реки
Йоахим Акер
Пришла осень, листва деревьев окрасилась в ярко-желтые, бурые и темно-красные цвета. Увядшая и высохшая, лежала она потом на земле, и резкий ветер разносил ее по всем уголкам, заносил в узкие переулки, и листья шелестели под ногами прохожих.
Все чаще от реки в город заползал туман, заполнял переулки, дороги и площади своей серостью, среди которой тогда угадывались разве что очертания домов. Приглушенный, словно завернутый в вату, едва слышался шум города – ни эха, ни звука. И на призраков из потустороннего мира походили люди, искавшие в тумане свою дорогу – неестественно, и все же так обычно.
Я зашел в табачную лавку, где купил табаку и недорогую трубку, немного поболтал с милыми пожилыми господами, выпил чашку кофе и выкурил трубку. И вот я уже спускался вниз, к реке – давно уже я не был там, работой и суетой были наполнены прошедшие недели. А теперь опять было время и внутреннее спокойствие. Я сел на обломки стены под кустом бузины, раскурил свою погасшую трубку и смотрел на дым, растворяющийся в тумане. Меня слегка знобило, и я кутался в свое облачение.
Туман был густой, никогда прежде не видел я такого густого тумана здесь у реки, видимость была не более пяти шагов. Это было как-то нереально, сковывало, этот туман прямо пугал. И вдруг из тумана к берегу подплыл челн, высокая, тощая тень с длинным шестом направила лодку в мою сторону. Большие сверкающие глаза на бледном лице оглядели меня, а затем незнакомец спросил, чего это я здесь сижу. Я же, вроде, еще живой, а сюда, к реке, обычно только мертвые приходят, чтобы переправиться в Страну ушедших. Сдавленным, дрожащим от страха голосом, я что-то пробормотал. Тощий жестом показал, что мне лучше помолчать. «Да я вижу, человек, что ты ошибся, такое случается», сказал он – «хотя, довольно редко, но у меня уже пару раз такое бывало». Он громко рассмеялся, судя по всему, мой перепуганный вид его радовал. «Я Шерон-лодочник», сказал он потом, «а это – Эшерон, река смерти. Я перевожу всех через нее в царство, что по ту сторону, за небольшую плату», добавил он. Потом спросил, что это там у меня во рту. Я ответил, что это трубка, и что из нее можно курить табак. До трубки ему дела не было – «тем, которых я переправляю, этот хлам больше ни к чему», бросил он в ответ. «Да, -– сказал он еще – всех их я переправляю туда, и там они остаются, в царстве тех, кого больше нет». Но, потом, задумавшись, добавил: «Одного я переправил, а он вернулся назад…».
Это был Орфей, божественный певец, радовавший своим пением людей, животных и богов. Его супруга -– Эвридика, которую любил он пуще всего на свете, умерла, и Орфей получил у богов разрешение отправиться в царство мертвых и забрать ее оттуда. Ему поставили единственное условие – оглядываться было нельзя. И случилось, как бывает часто, когда людям ставят слишком уж жесткие условия: Орфей уже почти преодолел путь назад, он лишь хотел убедиться в том, что возлюбленная его идет за ним, он обернулся, увидел Эвридику, и в тот же миг она исчезла. Все было напрасно, все прошло в какой-то миг.
Шэрон посмотрел на меня и добавил: «Никогда не забуду я отчаяния, что увидел тогда в глазах певца, никогда не забыть мне крика боли, разнесшегося над рекой. Никогда!» Он посмотрел в другую сторону, вверх по течению. «Пассажиры ждут, – сказал он мне, – пора заняться делом. Прощай, человек. Когда-нибудь свидимся – заплатишь мне – отвезу тебя туда, в другую страну». Он направил свой челн по реке и скрылся из виду.
Я сидел, совершенно беспомощный от пережитого, дрожащими руками пытался раскурить трубку, что давно погасла и остывшая, свисала у меня изо рта. Смертельный ужас охватил меня когда вдруг чья-то рука опустилась на мое плечо. Это был могильщик, случайно проходивший мимо. «Может мне и привиделось, - сказал мой друг – но, сдается мне, что я видел я на реке челн». «Привиделось…» – сказал я. Вместе с ним я пошел обратно в город, и дойдя до городской стены, где-то вдали услышал зов: «Лодочник, перевези!» и еще раз: «Лодочник, перевези!».
                    

[Vides]

                    Добавил последние рассказы в библиотеку: http://www.pipeclub.net/~vides/acker/index.html                    

[Dym]

                    Спасибо большое. Рисунки отличные!                    

[Dym]

                    Размышления у моря
Йоахим Акер
Скалы у моря, на которых я сижу, древние, и существуют они еще с тех пор, когда Земля была совсем юной, и даже не подозревала, что будет с ней дальше. Резкий норд-вест развевает мою одежду, и на раскуривание трубки уходит безумное количество спичек. Да и нарезка плага тоже была делом не из легких, ветер то и дело норовил унести с собой мелкие кубики табака. Тогда со всем этим делом я переместился вовнутрь своего рюкзака, и там все получилось здорово, не считая порезанного пальца, ну и ладно. И вот трубка моя была раскурена, и я наблюдал за клубами дыма, уносимыми порывами ветра. Я глянул влево, в сторону скал Порта Хэлис. Там в октябре 1859 произошло несчастье, погубившее мечты, надежды и жизни столь многих людей. Там затонуло парусно-паровое судно «Ройял Чартер», направлявшееся с золотых копей Австралии в Ливерпуль. Оно по тем временам было самым быстрым судном, преодолевшим этот путь, и капитан, не взирая на все штормовые предупреждения, обуреваемый честолюбием и стремлением к славе, вел судно к неминуемой гибели. Ужаснейший шторм, какой только возможен в этих широтах, выбросил корабль на скалистый берег, где были разбиты все надежды, мечты и планы его пассажиров. Море приняло более 460 человек, одни из них утонули, другие погибли от ударов о скалы. Это было ужасно, и жители острова отчаянно пытались помочь несчастным, и кое-кого удалось спасти, но большинству все же было суждено погибнуть. Той ночью, той ужасной штормовой ночью простые рыбаки были героями, о которых рассказывают и по сей день. В музее деревушки под стеклом лежат предметы, поднятые отважными ныряльщиками с морского дна в том месте. Среди них чаши трех глиняных трубок и разъеденная морской солью вересковая трубка. Я задумчиво стою у витрины и разглядываю изломанные останки трубок, изломанные, словно жизни тех многих.
Вдруг я заметил, что рядом со мною на скалах кто-то сидел. Я изрядно удивился, когда признал в нем представителя маленького народца, седого старика с длинной бородой, который попросил у меня немного табаку. Мы вместе сидели и курили, наблюдая за тем, как норд-вест рвет в клочья и уносит за собой облака дыма.
Потом тихим, вкрадчивым голосом он начал рассказывать историю острова: он говорил об отважных воинах, сражавшихся со всякой нечистью, о храбрецах, что выходили в море и гонялись за китами, о крестьянах, что изо дня в день трудились в поле. «Да, - сказал он – богатой была эта земля, богатой и плодородной. Такой плодородной, что прозвали ее «Матерью Уэльса». Ведь ее богатства могли прокормить весь Уэльс. Великие, чудесные были времена…» Мы раскурили погасшие трубки, и старик продолжил свой рассказ.
Он рассказывал о красавице Бренуэн. Она была королевской дочерью и не было ей равных по красоте. Ее выдали замуж в Ирландию, где она познала позор и нужду. И тогда герои и воины племен Уэльса собрались в поход, чтобы освободить Бренуэн и отомстить за оскорбление. Огромное войско отправилось в Ирландию, высадилось на ее берегу и отважно сражалось. Лишь семеро вернулись из того похода, среди них и сама Бренуэн. Она умерла здесь, на этом острове и покоится на берегу Бэйчес Элоу в величественной каменной гробнице. Тогда скорбил весь Уэльс, горевал по всем ушедшим. Старик немного помолчал и продолжил рассказ. Теперь он рассказывал о римлянах, что обрушились с мечами и пиками на жителей острова, не щадя никого. «Ужасно это было, а мы, мой народ, вынуждены были на все это смотреть и ничего не могли поделать». И я увидел, как по его впалой щеке стекла слеза. Потом он рассказывал о временах, когда пришли первые белые люди и принесли новую веру, как они строили часовни и проповедовали местному населению новую религию. Од говорил еще долго, а я терпеливо и с интересом слушал его истории.
Когда он закончил свой рассказ, уже смеркалось. Он выбил свою трубку, на прощанье положил руку на мое плечо и сказал: «Я не хочу быть неблагодарным, но смесь, что ты куришь в своей трубке, пахнет совершенно ужасно. Тебе следовало бы завести табак получше!» и исчез где-то в разломе скал.
Я отправился домой, ветер несколько ослаб, и начался дождь, но при этом светило солнце. Когда я оглянулся назад, над тем местом, где когда то обрекло покой судно, в воду входила радуга. Я стоял и запоминал это видение, чтобы не забыть его никогда.
Я стоял там еще долго, не замечая, что дождь промочил меня до нитки.                    

[Dym]

                    Видение
Йоахим Акер
Ходил ли ты когда-нибудь по полям в прохладные осенние дни? Видел, как первые лучи восходящего красно-оранжевого солнца возвращают этот волшебный мир к жизни, согревая его и заставляя сверкать и переливаться? Нет, говоришь? Тогда давай немного пройдемся, представь, что мы идем вместе. Ты раздумываешь, стоит ли? Да пойдем же, это просто, мы пойдем медленно, не спеша.
Сегодняшним утром шел я через этот заколдованный мир, и дорога привела меня к холму. На полпути я остановился, раскурил погасшую трубку, осмотрелся. Обернувшись назад, посмотрел на свою долину - легкий утренний туман стелился над лугами. Я видел развесистые ивы и стройные тополя вдоль берегов реки. Вдали виднелся город, деловито встречающий новый день. Из печных труб струился дым, уносимый свежим утренним ветром, у городских ворот стояла груженая доверху телега. Моя трубка снова погасла, окоченевшими пальцами я пытаюсь разжечь ее – видно не по нраву ей холодное утро. Стая диких уток с кряканьем проносится надо мной, я гляжу им вслед и вижу, как они шумно садятся на реку, радуясь родной стихии.
Я отправился дальше, на вершину холма, замерзшая земля узкой проселочной дороги потрескивала под моими шагами, с хрустом рассыпался первый тонкий лед. Малиновка, надежно укрывшись в кустах, с любопытством следила за ранним путником, потревоженный черный дрозд нервно и возмущенно защелкал, второй стал его передразнивать... Я улыбнулся, услышав такое возмущение. Неподалеку стоял древний бук, огромное дерево, расколотое ветрами и непогодой, его голые ветви извивались на фоне утреннего неба. Нет, пожалуй, не все листья еще опали, кое-где они еще сохранились – последние свидетели былого величия... И тут я заметил огонь у основания ствола, видно было, что у огня кто-то сидел. Он заметил меня, поскольку поднялся на ноги, окликнул меня по имени и помахал рукой. С удивлением я направился к нему.
Там был человек. Стар он или молод, понять было трудно. Он был укутан в темный просторный балахон, его холодные серые глаза пристально глядели на меня из глубоких глазниц. Изможденное лицо, седые волосы, и это голос, которым обратился он ко мне, голос, звучавший мрачно и глухо, будто из далека: "Так, вот ты и пришел... Долго же мне пришлось тебя ждать, я весь продрог, потому и огонь развел". Я взглянул на него озадаченно и удивленно, а когда, наконец, узнал незнакомца, душа моя от страха ушла в пятки.
"Ты..., - начал было я, но он оборвал меня решительным жестом руки и сказал: "Зови меня просто, "Учителем", этого будет вполне достаточно. У нас есть еще немного времени, давай, хоть, напоследок по трубке выкурим", - изрек он, вынул небольшую изогнутую трубку и попросил угостить его табаком.
Мы сели у огня, раскурили от головешки наши трубки. Вот так, молча, сидели  курили. "Что, пришел мой час?", - спросил я того, что велел называть себя Учителем. Он утвердительно кивнул мне в ответ и добавил: "Тебе нечего бояться, я тебе не враг, я поведу тебя". "Я тут недавно человека обидел... Не осталось ли у меня времени, чтобы попросить прощения?" – спросил я. Вдали зазвонил главный колокол церковных часов, гулко разносились его удары по всей округе. Пробило девять. "Нет, было у тебя время, да ты им не воспользовался",– ответил он мне, выбил трубку о ладонь и встал.
Затем он взял меня за руку и мы пошли к подножию холма в соседнюю долину, вниз к реке. Когда появился челн, плывший мне навстречу, все показалось мне уже знакомым, и я вспомнил о другом видении, посетившем меня однажды на этом самом месте. Я узнал лодочника, а он, видимо, признал и меня, поскольку воскликнул: "Неужели это ты, человек с трубкой? Вот и свиделись... Полезай-ка сюда, не бойся."
И забравшись в лодку, впервые в жизни я не боялся и знал, что никогда больше мне не придется чего-то бояться. Очертания лодочника, его лодки и реки начали растворяться перед моими глазами, словно в тумане. Потом все померкло.
Прощайте!
                    

[Dym]

                    Рождество
Йоахим Акер
Рождество... Это слово заставляет по-особому блестеть глаза людей – как взрослых, так и детей. И как мы радуемся этому празднику, счастью дарить и, конечно же, получать подарки, щедрому праздничному столу, нарядной елке, украшенной множеством сияющих свечей, соломенных и стеклянных звезд...
В моей комнатушке было уютно и тепло, я сидел у камина, курил свою трубку и глядел на огонь. Я вспоминал, как однажды на рождество мне довелось пережить нечто, чего мне не забыть, наверное, уже никогда. Усядься поудобнее в своем кресле, закури трубку и послушай, что я расскажу:
Я стоял на рыночной площади своего городка, в который раз пытаясь раскурить трубку, которая сегодня что-то не особенно тянулась. Вокруг меня бурлила толпа обезумевших людей, спешивших вместе со своими сумками и свертками по переулкам, будто это последний день в их жизни, когда они смогут еще что-нибудь купить. Моя трубка снова погасла, злобно ворча, я раскурил ее снова, нервно бросил сгоревшую спичку наземь и отправился дальше, поскольку и мне нужно было еще кое-чем запастись. Было уже темно, когда я со всем разобрался, столпотворение на улицах улеглось. Приближался рождественский вечер.
Я  набил трубку своим любимым табаком и уже сделал несколько первых затяжек, как заметил бродягу, сидящего у изгиба городской стены. Он смотрел на меня и надломленным, дрожащим голосом просил пару монет. Я, конечно же, бросил что-то в его старую измятую жестянку. Там уже было несколько мелких монет, надо сказать, довольно мало.
"Я тебя знаю, - сказал он мне, - Ты, рассказываешь истории и живешь в доме, что у городской стены. Какую историю расскажешь сегодня?" – спросил он. Я ответил, что не знаю. Попрошайка вынул из кармана свою старую покалеченную трубку и попросил меня немного табаку и огня. Я дал ему то и другое, и собрался, было, идти по своим делам, когда он сказал: "Ты же тоже одинок, семьи у тебя нет. Не хочешь ли встретить праздник со мной и моими друзьями?" Первой мыслью было, конечно же отказаться от этого приглашения, но потом, поразмыслив, я попытался выпутаться из столь необычной ситуации при помощи разных заумных отговорок. Но он оборвал мои попытки движением руки, схватил меня за рукав пальто и потащил за собой.
Мы шли по опустевшим переулкам, слышали доносящиеся из домов рождественские песни, музыку, смех и громкие восклики удивления и радости. Мы прошли через городские ворота, немного вдоль реки и добрались до старого полуразрушенного сарая, стоявшего на ничейном участке. У пылающего огня собралась горстка людей, по виду которых видно было, что они пребывали где угодно, но только не на "солнечной" стороне жизни. Рядом стоял стол или что-то вроде этого, на котором присутствующие разложили принесенное, кто чем был богат. Конечно, и мне пришлось опустошить свою сумку с покупками, чтобы как-то поучаствовать. Особой радости при этом мне испытать не удалось, но ничего другого мне не оставалось.
Против своей воли опустошил я свою сумку, разложил свои дары на колченогом столе рядом с тем, что на нем уже лежало. Несколько яблок, орехи, немного рождественского печенья, хлеб, возраст которого вызывал скорее уважение, сыр и кусок колбасы, выпрошенные у милосердных прохожих... Табак, купленный мною сегодня, сразу же разошелся. Все стояли у костра, курили и смотрели на огонь. Порой поленья в костре потрескивали, и в небо взлетали искры. Удивительное дело, но разговоров было мало. Все были наедине со своими мыслями и пытались согреть у огня озябшие руки.
Один из них, седобородый старик, вынул из сумки потрепанную библию и зачитал оттуда несколько строк, переданных нам предками. Срывающимися голосами, среди которых слышались и сдерживаемые слезы, пели собравшиеся одну из самых известных и, наверное, самых прекрасных рождественских песен. Потом воцарилась тишина, и так же молча все подошли к столу, чтобы что-нибудь съесть. Угощение было воистину скупым, но принято было с благодарностью. А  потом мы снова стояли у огня, курили трубки, сигареты, кто-то курил одну сигару на пару с соседом. Завязалось нечто вроде разговора. Рассказывали о лучших временах, о том, как прошел год, обменивались воспоминаниями, говорили о добродушных крестьянах, о жестокой и скупой жизни на улице.
Позже я попрощался, они поблагодарили меня за подарки и за то, что я был с ними. Старик, что читал из Писания, на прощанье призвал Всевышнего благословить меня за принесенные им дары. Если бы он только знал, с каким усилием над собой я опустошал у стола свою сумку, как неуютно мне было. Этот мир был для меня совсем чужим.
И вот, наконец, я был дома, в тепле, заварил чай, набил свежую трубку, и попыхивая, сидел у теплой печки. Вечер, проведенный у костра, вновь вспомнился мне, и вдруг я понял, насколько надменно, чванливо и недружелюбно вел я себя по отношению к несчастным бродягам. Они не могли не почувствовать моего отвращения. И мне стало стыдно. Моя совесть проснулась. Я вскочил, спустился в подвал, отыскал там пару бутылок вина, из кухни захватил кусок ветчины и свежего хлеба и отправился назад к реке, к заброшенному сараю. Но костер погас, а бродяги куда-то исчезли.
И я стоял там один со своими гостинцами. Теперь я сам хотел подарить их бродягам, но никого из них там не было. Холодно было той ночью, и еще холоднее было в моей душе.
Но воспоминания этой ночи все мы сохранили в своих историях и песнях.
                    

[Master]

                    Спасибо! Наконец-то!                    

[Dym]

Как табак попал к гномам
Йоахим Акер
Шумно было в "Черном драконе". Стол завсегдатаев праздновал отмену некогда наложенного наказания, и праздник был что надо. Правда без пива, вина и остальных не менее вкусных напитков: нет - вода с малиновым сиропом, чай и кофе стояли перед нами, горячими парнями. Ничего не поделаешь, но настроение было хоть куда, трубки во всю дымились, и клубы густого табачного дыма отравляли заведение. И вот кто-то вспомнил, что я в тот день как раз собирался рассказать историю. Другой даже вспомнил, о чем – о том, как табак попал к гномам, вот о чем. Итак, я приготовил себе свежую трубку и снова начал с самого начала...
Рассказывал я о том, как когда-то отдыхая в тени дерева после долгого пути, разговорился с маленьким человечком. Я тогда еще подарил ему табак – это дело коротышки очень уважают, а он в награду рассказал мне историю. "Было время", – рассказывал мужичонка, – "когда, наш маленький народ вовсе не знал, что такое табак. Курить-то мы тогда, пожалуй, уже курили, но все больше, травы, что сами собирали в лесу да на лужайках – на вкус это было ужасно – в горле от них ужасно пекло, а язык прямо весь огнем горел. Я расскажу тебе эту историю", – сказал он мне, – "историю о том, как один храбрец когда-то впервые принес нам курево."
Однажды, а было это очень давно, жил-был на севере один король, и была у него прекрасная дочь, руки которой добивался злой колдун. Но она, ясное дело, о нем и знать ничего не желала – любовь ее уже давно была отдана другому, о чем она без обиняков и сообщила колдуну. Тот, ослепнув от гнева и ненависти к красавице, заколдовал ее: никогда уж ей больше ни смеяться, ни веселиться, ни радоваться пению птиц, танцам мотыльков. И так сталось, что вместе со смехом принцессы, умер и смех всех людей на той земле. Печаль пришла в страну маленького народа, глубокая, заглушающая все живое печаль. Лишь один из мудрейших жителей страны знал, как быть: он слышал о растении, что, якобы, растет за тенистыми горами, которое необыкновенно пахнет и сгорая, выделяет приятный запах. Аромат его и вдыхание его дыма возвратило бы бедной девушке улыбку. И стали по всей стране искать молодца, самого сильного да отважного, и в итоге выбрали Эмиля, сына оружейника, которому и дали это непростое задание.
Отправился Эмиль на юг, туда, где, как говорили старики, росло таинственное растение. Длинным и трудным был его путь, часто подвергался Эмиль опасностям и множеству испытаний, но в один прекрасный день достиг он своей цели и разыскал чудесное растение.
На широкой, освещенной ярким солнцем равнине, выращивали и обрабатывали его добродушные люди. С радостью встретили они путника, пришедшего из такой дали, разделили с ним трапезу. А вечером сидел он вместе с ними у костра и слушал старинные песни, предания давно минувших дней.
Спустя несколько дней, немного отдохнув от тягот своего путешествия, поведал Эмиль старейшинам деревни о той беде, что постигла его страну, и о совете мудреца. С радостью пошли эти люди ему навстречу – дали ему столько растений, сколько способен он был унести, были готовы рассказать ему все о выращивании, обработке и переработке этого редкостного растения. Да, они даже согласились дать ему с собой изрядное количество добрых трубок. С одним только заминка вышла – не хотели они делать это даром. И поскольку богатств или еще чего у Эмиля не было, пришлось ему пообещать служить жителям равнины десять лет. Пообещал он, куда денешься – нужда заставила – ничего ему больше не оставалось, иначе все усилия были ба напрасны, и принцесса и его земля никогда уже не избавились бы от горя.
И вот через пару недель отправился Эмиль в обратный путь. Вы, пожалуй, можете себе представить, сколько радости и шуму было, когда вернулся он домой, в страну малоросликов. Он передал своим друзьям знания о растении и вскорости принцесса была исцелена, вновь воцарилось радость и веселье по всей земле. Эмиль же, связанный обещанием, снова попрощался, чтобы вернуться назад, на далекую южную равнину. В точности как обещал. Служить десять лет – такова была цена, и Эмиль пошел, чтобы рассчитаться. И посреди всеобщей радости и счастья были и слезы…”
На этом он закончил свой рассказ. Мы закурили по новой трубке и стали выпускать густые кольца дыма в вечернее небо. Потом мужичок сказал: „Да, вот так впервые курево появилось в наших краях.” ”Известно ли, что сталось с Эмилем? ”– спросил я. ”Никто этого не знает…” – был ответ. ”Никто из нас никогда его больше не встречал. Но он всегда с нами – в наших легендах и песнях”.

[Dym]

                    Йоахим Акер
Стена
Низко висят свинцовые дождевые облака над долиной, улица влажно блестит, углубления на ней наполнились водой, от падающих капель в лужицах расходятся круги. Сидя за письменным столом, я начинаю резать свой любимый табак, осторожно – нож очень острый. Маленькие кубики я высыпаю в трубку, и когда табак уже тлеет, я снова смотрю в окно. Дрозд, чтобы немного передохнуть, садится на ветку куста и летит дальше, два воробья громко о чем-то спорят друг с другом, а из дали доносится стук дятла.
Мой взгляд падает на картины, что висят над моим столом. На рамах собралась пыль, и придерживая картины, я протираю их – одну за другой. Вот в моих руках картинка, я уже вытер ее от пыли, это акварель, на которой изображена серая стена, сложенная из огромных валунов. К ней прислонена деревянная лестница, по обеим сторонам которой видны бледно-розовые цветы наперстянки.
Моя трубка погасла, и я раскурил ее заново. Табачный дым окутал картинку, перед моими глазами будто что-то проплыло, потом изображение вновь приобрело четкость.
«Что же там, за стеной?» – спросил я самого себя. Я подхожу к лестнице, пробую, достаточно ли она прочна и твердо ли стоит, и начинаю шаг за шагом подниматься вверх, смотрю за стену. Передо мной зеленая лужайка, вдали несколько деревьев. Овцы с любопытством разглядывают откуда ни возьмись появившегося чужака. С обратной стороны к стене прислонена точно такая же лестница, она будто приглашает: «Спускайся, не бойся, ничего плохого не случится». И я следую этому молчаливому приглашению, перебираюсь через стену и вот уже стою посреди вымокшего под дождем луга. Овцы еще раз обращают на меня беглый взгляд и продолжают жевать – до чужака им явно никакого дела.
Легкий ветерок доносит до меня издалека жалобные звуки арфы, я тревожно вслушиваюсь в них, и мне кажется, что они зовут меня. И я иду на звук, выхожу к небольшой рощице – именно отсюда исходит эта жалобная, тоскливая мелодия. Подойдя ближе, вижу древнюю каменную могилу в тени могучего дуба, распростершего над нею свои узловатые ветви. Рядом на валуне сидит человек в просторном облачении, седые волосы его покрыты широкополой шляпой, бросающей тень на испещренное морщинами лицо с резкими чертами. Старик, видя мое приближение, обрывает свою мелодию, кладет арфу в сторону и машет мне рукой, приглашая подойти ближе. Приняв любезное приглашение, я усаживаюсь рядом с ним, вынимаю свежую трубку и набиваю ее на глазах у изумленного старика. Когда он спросил, меня, что это, я ответил: «Трубка и табак, ты что не знаешь?». «Нет, не знаю, и не видел никогда...» – был его ответ, он вдобавок и головой покачал, удивляясь странному обычаю чужака. Когда я зажег спичку, старик испугался, и будто отгоняя злых духов, осенил себя крестным знамением.
А потом он начал свой рассказ, радуясь встрече с собеседником. О счастливой молодости, проведенной в горах Шотландии, об охоте на зайцев и шотландских куропаток, об изнурительной работе в поле. О своей любви к музыке, к игре на арфе...
И он рассказал, как однажды, когда он играл на арфе, сидя у ручья неподалеку от замка, мимо него верхом на белой лошади проехала прекрасная женщина. Она была так прекрасна, что подумал он, что перед ним повелительница неба, но та представилась королевой эльфов и попросила его играть для нее, извлекая из арфы чарующие звуки. А еще она сказала, что поцеловав ее, ему придется служить ей семь лет.
И он играл для нее, играл так прекрасно, как никогда прежде. Арфа его звучала так, что даже птицы на деревьях умолкли – даже Орфей не мог бы так сыграть, как играл тогда он. А закончив играть, он поцеловал королеву и отправился с нею в страну эльфов, где остался на семь лет и верно служил ей. И эти семь лет были самыми счастливыми в его жизни, но они прошли, как проходит все хорошее, да и самое ужасное в жизни.
С тех пор он был в странствиях, суетно беспокойно ища встречи с королевой эльфов, чтобы еще раз поцеловать ее своими уже старческими губами и вновь обрести счастье, как когда-то давным-давно, когда он был молодым парнем.
Он умолк и посмотрел своими стариковскими глазами куда-то вдаль, назад в прошлое, давно минувшее и все же незабытое. И я молчал, тихо курил свою трубку и думал о рассказанном.
Старик бережно завернул свою арфу в парусину, на прощанье положил мне руку на плечо и побрел прочь, не проронив большее ни слова. «Как звать тебя?» – крикнул я ему вслед. «Меня зовут Том-поэт» – таков был ответ, и больше старика я не видел.
                    

[Master]

Дым! Там, насколько я понимаю, на три рассказа больше, чем у нас. А у тебя, наверняка, ещё есть. Может, найдёшь время нас порадовать?

[Dym]

Master, дата сообщения:  May 13 2009, 07:29 AM

Дым! Там, насколько я понимаю, на три рассказа больше, чем у нас. А у тебя, наверняка, ещё есть. Может, найдёшь время нас порадовать?

Вообще их гораздо больше. Надо будет что-то выбрать, когда будет время.

[Master]

Ждём с нетерпением, Дим! Кстати, у него есть хорошие статьи, про трубки индейцев, например...   

[siburoid]

Огромное спасибо!
  

[doran]

Эх... Жаль больше не публикуете эти замечательные рассказы. Перечитал все не по разу.
Очень большая просьба, если у Вас будет время и желание публикуйте еще, думаю ни я один буду очень признателен и рад почитать остальные истории

[Master]

Дым! Пора бы и продолжить!

[Леонтьев Михаил]

Димка на Мордокниге кой чего в КККТ выкладывал